Неточные совпадения
Клим бесшумно встал, осторожно приоткрыл дверь: горничная и белошвейка Рита
танцевали вальс вокруг
стола,
на котором сиял, точно медный идол, самовар.
Подавали
на стол, к чаю, красное крымское вино, тартинки с маслом и сыром, сладкие сухари. Играл
на пианино все тот же маленький, рыжеватый, веселый Панков из консерватории, давно сохнувший по младшей дочке Любе, а когда его не было, то заводили механический музыкальный ящик «Монопан» и плясали под него. В то время не было ни одного дома в Москве, где бы не
танцевали при всяком удобном случае, до полной усталости.
Поднявшись, он
на цыпочках, солидно покачиваясь, пробрался между
столов, прошел через гостиную, где
танцевала молодежь (тут он снисходительно улыбнулся и отечески похлопал по плечу молодого, жидкого аптекаря), затем юркнул в маленькую дверь, которая вела в буфетную.
Тостам в честь американцев и русских не было конца, и когда корвет возвратился в десять часов
на рейд,
столы были убраны и снова
танцевали…
Музыканты перешли первые, а за ними вся молодежь, и тотчас же возобновились танцы,
танцевали до семи часов, гуляли, бегали по острову, а в семь часов, вернувшись
на корвет, сели за
столы, уставленные
на палубе, ярко освещенные фонарями и разноцветными фонариками, и сели обедать…
Никита Федорыч с Морковниковым едва отыскали порожний столик, — общая зала была полным-полнехонька. За всеми
столами ужинали молодые купчики и приказчики. Особенно армян много было. Сладострастные сыны Арарата уселись поближе к помосту, где пели и
танцевали смазливые дщери остзейцев. За одним столиком сидели сибиряки, перед ними стояло с полдюжины порожних белоголовых бутылок, а
на других
столах более виднелись скромные бутылки с пивом местного завода Барбатенки. Очищенная всюду стояла.
Праздник был в разгаре. Сменили уж третий самовар.
На столе то и дело появлялись новые бутылки пива. Товарища Андрея Ивановича, переплетного подмастерья Генрихсена, хорошего гитариста, упросили сходить домой и принести гитару. Стали
танцевать кадриль.
До чего он мог довести свою бесцеремонность, свидетельствует следующий случай: раз,
танцуя в доме Я. И. Пе—
на, Кле—аль полетел вместе с своею дамою под
стол.
— Ах, узнать нельзя! А Наташа-то! Посмотрите,
на кого она похожа! Право, напоминает кого-то. Эдуард-то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как
танцует! Ах, батюшки, и черкес какой-то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы-то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
Отужинали. В огромные окна дворца глядела звездная ночь. В белом зале с ненатертым паркетом играли
на рояли,
танцевали, декламировали, пели. В темно-вишневой гостиной, со старинными картинами в тяжелых золотых рамах,
на всех
столах и столиках играли в шахматы и шашки.
Тут в публике все мне захлопали, як бы я был самый Щепкин, а председатель велел публику выгонять, и меня вывели, и как я только всеред людей вышел, то со всех сторон услыхал обо мне очень разное: одни говорили: «Вот сей болван и подлец!» И в тот же день я стал вдруг
на весь город известный, и даже когда пришел
на конный базар, то уже и там меня знали и друг дружке сказывали: «Вот сей подлец», а другие в гостинице за
столом меня поздравляли и желали за мое здоровье пить, и я так непристойно напился с неизвестными людьми, що бог знае в какое место попал и даже стал
танцевать с дiвчатами.